Матвей Федорович Казаков
(1738 - 1812)
В 1738г. в Москве в семье подканцеляриста Главного комиссариата Федора Казакова родился сын Матвей, которому суждено было стать выдающимся русским зодчий, создателем архитектурного облака Москвы второй половины XVIII — начала XIX века.
Как ни скудны сведения о семье будущего архитектора, но все же известно, что его отец Федор Михайлович был выходцем из крепостных, отданным помещиком в матросы, но избежавшим благодаря грамотности флотской службы. Он обладал прекрасны почерком, который унаследовал и его сын, и до 1732 г. служил в Адмиралтейской конторе, а потом в Главном комиссариата копиистом, что давало право на освобождение от крепостной зависимости. В Москве Федор Михайлович вместе со своей женой Федосьей Семеновной, детьми и свояченицей жил около Кремля, в районе Боровицкого моста (сам комиссариат располагался в Кремле). Конечно же маленький Матвей не один раз проходил мимо старинных соборов и палат, наблюдал за работой архитекторов и строителей, возводивших дворец для императрицы Елизаветы Петровны. Может быть, уже в это время в нем зародился интерес к зодчеству, желание строить самому.
Двенадцатилетним мальчиком Матвей остался сиротой: в конце 1749 г. или в начале 1750 г., сорока пять лет от роду, умер его отец. Семья, и раньше жившая в бедности, теперь потеряла все средства к существованию. Однако мать, видя интерес мальчика к строительной деятельности, решила отдать его не в канцеляристы или ремесленники, а в архитектурную школу известного русского зодчего Д. В. Ухтомского.
В делах правительствующего Сената есть представление, поданное Ухтомским в январе 1751 г. в Сепатскую контору об определении и нему Казакова, где он пишет: «...а усмотрен мною главного крикс комиссариата умершего подканцеляриста Федора Казакова сын Матвей Казаков (который еще к делам никуда не определен), ко оному по моей должности письменному исправлению способным и по натуральной своей охоте ко обучению архитектуры склонным, который по oxoте своей арифметике в кратком времени почти весь обучил; того ради правительствующего сената конторы покорно прошу дабы повелено было помянутого Матвея Казакова для обучения архитектурной науки определить в команду мою в ученики с награждением против младших архитектуры учеников по рублю на месяц жалования, который между тем и письменные по моей должности дела исправлять может». С марта 1751 г. Казаков стал учеником Ухтомского, архитектурная команда которого явилась, по существу, единственным университетом будущего зодчего.
Архитектурная школа Ухтомского (она располагалась в доме Сенатской типографии в Охотном ряду) была и остается значительным явлением в художественной жизни России XVIII века. Школа мыслилась ее руководителем как основа будущей архитектурной академии — учебного центра русских зодчих. Именно поэтому весь учебный процесс носил регулярный и последовательный характер и строился на теоретической и практической основе. Так, ученики занимались различными математическими дисциплинами; много времени уделяли черчению и архитектурному рисунку, о чем говорят сохранившиеся в архивах прекрасно исполненные чертежи П. Никитина, М. Казакова, В. Яковлева и других. Большое место в учебном процессе занимала история архитектуры и ее теория, изучение трудов Витрувия, Палладио, Виньолы и Блонделя. По тем временам это было новым явлением. Однако теоретические знания у Ухтомского не отделялись от практических. Заканчивая курс наук, ученик получал конкретное задание, а в случае его успешного выполнения направлялся для наблюдения за строительными работами, занимался проектированием зданий, составлением смет, ремонтом домов, их осмотром. Все это способствовало развитию у молодых зодчих не только строительных навыков, но и глубокого понимания архитектуры.
В годы учения у Ухтомского, а затем работы под руководством П. Р. Никитина (он с 1761 г. возглавил школу и команду) Казаков приобрел большой строительный опыт: участвовал в создании Головинского дворца, Триумфальных ворот на Страстной площади в честь коронации Екатерины II, галереи Оружейной палаты. Принимая участие в осмотрах зданий, он прекрасно изучил древние постройки, особенно кремлевские, что позволило ему вести ремонт и восстановление Черниговского собора и церкви Спаса «на бору». Последнюю он изобразил на акварельном рисунке и офорте, положив тем самым начало своим архитектурным рисункам и гравюрам. Одновременно Казаков преподавал в архитектурной школе, обучая младших учеников «рисовать фигуры и орнаменты».
Впервые дарование Казакова как архитектора раскрылось во время его участия в восстановлении Твери после пожара в мае 1763 г. В планировке и застройке этого города, осуществленный под руководством ученика Ухтомского, талантливого русского зодчего П. Р. Никитина, нашли свое отражение принципы русского градостроительства XVIII века. Это выразилось и в трехлучевой системе планировки, и в регламентации ширины улиц и высоты домов, и в застройке главных улиц «сплошной фасадой». Интересно, что именно после восстановления Твери был издан указ «О сделании всем городам, их строениям и улицам специальных планов».
Никитин вызвал Казакова в Тверь осенью 1763 г. и сразу же привлек его к разработке проектов наиболее крупных административных зданий города. Так, совместно они создали проект перестройки сгоревшего архиерейского дома в Путевой дворец, по которому было возведено сооружение, типичное для середины XVIII века: в центре — главный корпус, два боковых — сильно выдвинуты вперед; объемы очень пластичны, богато декорированы. Казаков обстраивал и спроектированную Никитиным Фонтанную (8-угольную) площадь. Созданные Казаковым проекты (под руководством самого архитектора были выстроены лишь Соляной двор и Магистрат) говорят о стремлении автора придать постройкам торжественный характер; зодчий добивался этого ритмическим повторением одинаковых форм, строгостью решений фасадов, где выделялся лишь небольшой фронтон. Несомненно, работа в Твери, где он впервые столкнулся с градостроительными проблемами, имела для Казакова немаловажное значение и во многом способствовала его становлению как архитектора-классициста, умеющего решать сложные вопросы взаимосвязи отдельных построек и целых ансамблей с городской средой. Однако окончательное становление Казакова как архитектора относится ко времени его работы в Экспедиции Кремлевского строения в Москве под руководством В. И. Баженова.
Несмотря на то что в течение шести лет работы в Кремле (1768 - 1774) Казаков не занимался самостоятельным проектированием и строительством, его деятельность была столь разнообразной и насыщенной, что дала ему возможность определиться как оригинальному мастеру. С издательством этого могут быть слова из характеристики, данной молодому зодчему Баженовым: «Казаков по знанию архитектуры столько приобрел, что нe только при начале строения, но и впредь и большим делам способен...» До 1770 г. архитектор занимался составлением чертежей проекта дворца, обеспечением строительства материалами. Одновременно он обследовал кремлевские постройки — и те, что предполагалось к сносу, и те, что сохранялись. Этим он углубил свои приобретенные еще в юности знания о выдающимся ансамбле, осознал огромную значимость древнерусских построек. С 1770 г. Казаков принимает участие в подготовке к закладке дворца и в начальном этапе строительства. Эти грандиозные работы, прерванные в 1774 г., нашли отражение в двух его рисунках, которые приобрели сейчас исключительное историко-архитектурное значение. Нaходясь в коллективе архитекторов и строителей, проникнутом новыми архитектурными идеями, работая под началом В. И. Баженова — зодчего, отразившего в своем творчестве проблемы, стоявшие перед русской культурой во второй половине XVIII века, Казаков сформировался как мастер, способный отразить в своих творениях, с одной стороны, утверждение античных классических начал в русской архитектуре, с другой — творческое следование традициям национального зодчества.
С середины 1770-х годов Казаков начинает самостоятельную архитeктурную деятельность, в процессе которой он впоследствии создаст целый ряд значительных в архитектурно-художественном отношении общественных и культурных сооружений, городских особняков и усадеб.
Знаменательно, что начало самостоятельной работы зодчего совпало со временем становления классицизма в русской архитектуре, с его обращением к новым градостроительным задачам, к проблемам архитектурного ансамбля, к разработке различных типов общественных сооружений, среди которых одним из первых было здание Сената в Московском Кремле (1776—1788). За год до начала строительства «Дома присутственных мест», как именовался Сенат в проекте, был утвержден генеральный план строительства Москвы, в котором получила осмысление и развитие исторически сложившаяся кольцевая плакировочная структура города. Глубокое понимание градообразующих идей, заложенных в плане, позволило Казакову подойти к
Зданию Сената как связующему звену между древними сооружениями Кремля и новыми постройками за его стенами.
Это наиболее наглядно выразилось в ориентации завершения композиционного центра Сената – ротонды с куполом — на Красную площадь: он помещен по оси Сенатской башни, расположенной в середине выходящей па Красную площадь кремлевской стены.
Прекрасно понимая общественную роль возводимой им постройки, Казаков как истинный архитектор-классицист придал ей монументальный характер. Образуя в плане равнобедренный треугольник с тремя многогранными дворами внутри, протяженные корпуса здания имеют четко выраженные объемы. Гладь стен подчеркнута простым ритмом мощных лопаток меджу которыми помещены высокие удлиненный окна. Ощущение торжественности создает и использование ордера как в колоппах портика главного фасада, так и в пилястрах боковых ризалитов. Казаков применяет ордерные элементы и в обработке срезов углов, благодаря чему убирается излишняя жесткость в местах соединения корпусов. Торжественно и строго решены Казаковым и интерьеры здания, из которых наиболее интересным является центральный круглый зал, украшенный коринфскими колоннами и барельефами на темы правосудия и просвещения.
В 1780-х годах Казаков построил второе свое крупное сооружение общественного характера — Московский университет. Несмотря на то что фасад горевшего в 1812 г. здания был значительно видоизменен архитектором Д. Жилярди во время восстановительных работ 1817 - 1819 гг., оно сохранило до наших дней свои первоначальные объемы и элементы декора. Об облике университета в первые годы его существования можно судить по прекрасной акварели неизвестного мастера, выполненной, вероятно, в конце XVIII века (Государственный Эрмитаж) . По-новому использовав традиционную схему — большое здание с открытой к улице небольшой площадкой, архитектор возвел монументальное сооружение, П-образное в плане, неглубокий двор которого, образованный скругленными снаружи боковыми крыльями, был отделен от улицы ажурной оградой. Восьмиколонный портик ионического ордера с аттиком; купол в центре, венчающий большой круглый зал; рустовка нижней части здания, лопатки верхних этажей — все эти элементы говорят о развитии в творчестве Казакова классицистических принципов. Значительна градостроительная роль университета — одного из опорных сооружений в системе полукольца центральных площадей города по плану 1775 г. Участвуя, с одной стороны в формировании в формировании площади перед Кремлем, он, с другой стороны, вместе с домом А. Пашкова (стоял на месте здания так называемого нового университета, построенного Тюриным) оформлял парадный выход на площадь одной из главных улиц — Большой Никитской, подчеркивая тем самым центральную ось площади.
Одновременно со строительством здания университета Казаков работал над домом Дворянского собрания (ныне Дом союзов), расположенным па Моховой улице. И здесь зодчий выступил как мастер-классицист. Он придал своей постройке монументальный строгий облик, умело расположил ее па стыке двух центральных улиц. Дарование Казакова с особой силой раскрылось в Колонном зале Дворянского собрания, где он создал новый тип праздничного зала большого общественного значения. Вдоль стен прямоугольного в плане зала расставлены стройные белые колонны коринфского ордера. Крупные пропорции ордера, спокойные формы колонн, четкие очертания всех частей создают ощущение торжественности, что еще более подчеркивается полированной поверхностью белого искусственного мрамора, настенными зеркалами, прекрасными хрустальными люстрами.
Однако, пожалуй, наиболее совершенным среди общественных сооружений Казакова является Голицынская больница, возведенная недалеко от Калужской заставы (ныне Ленинский проспект). Еще в начале 1790-х годов екатерининский вельможа и меценат князь Д. М. Голицын купил у барона Г. А. Строганова за 40 тысяч рублей ассигнациями усадьбу с «землей, строением, садом, прудами и в оных рыбою» и решил выстроить здесь больницу. Проект, заказанный М. Ф. Казакову, был составлен в 1794 г. строительство же началось спустя два года и завершилось в 1801 г. Использовав принцип планировки городской усадьбы с отступающим внутрь двора главным домом, флигелями и садом и включив тем самым ансамбль в группу расположенных рядом старых усадеб, Казаков одновременно связал его с протяженностью пространства улицы. Вдоль нее, а не торцами, он расположил боковые корпуса, а также ввел такой элемент, как белокаменная лестница, подымающаяся к порталу центрального здания. Наружный облик построек очень прост и строг: здесь господствуют дорические формы, статичные объемы. На фоне гладких степ главного здания с вертикальными проемами окон четко выделяется величественный портик. В нем шесть дорических колонн, поставленных на мощный стилобат, прорезанный небольшими арками, несут массивный высокий фронтон. Гармоническую завершенность постройки придает большой купол, венчающий круглую ротонду центрального зала-церкви. Если снаружи постройка производит впечатление сдержанности, то парадные интерьеры ее отличаются исключительной торжественностью (при том, однако, что вся внутренняя планировка достаточно функционально обоснованна). Особенно это относится к церкви-мавзолею (в ней по завещанию был захоронен Д. М. Голицын). Она украшена прекрасной ионической колоннадой, идущей вдоль стен. Между ионическими стоят меньшие по размеру коринфские колонны; стены расписаны гризалью, еще больше подчеркивающей великолепную пластику интерьера.
Одновременно Казаков занимался устройством спускающегося к Москве-реке парка с дорожками и фигурным прудом. Помимо белокаменной набережной и двух беседок архитектор по желанию Голицына построил в парке здание картинной галереи (окончена в 1809 г.), которая явилась первой в Москве доступной художественной галереей. Сохранившейся до наших дней ансамбль больницы можно по праву отнести к тем постройкам, в которых с наибольшей полнотой отразились идейные основы общественного здания эпохи классицизма.
С середины 1770-х годов Казаков стал работать и в области дворцового и усадебного строительства. В последующие десятилетия по его проектам были созданы не сохранившийся до наших дней Пречистенский дворец, усадьба Н. А. Демидова в Петровском-Алабине, где зодчий разрабатывал новый по сравнению с серединой XVIII века тип усадебного ансамбля — строгого по композиционному решению, об уединившего в себе группу разнохарактерных построек, отличающихся логикой и ясностью архитектурных объемов. Наконец, зодчий вел строительство дворцов (неоконченных) в царских подмосковных Булатникове и Конькове.
Именно в дворцовых постройках нашли свое выражение романтические тенденции творчества архитектора, столь ярко проявившиеся и в творениях его учителя В. H. Баженова. Неразрывно связанные с новым истолкованием проблемы национального в русском зодчестве последних десятилетий XVIII века, эти сооружения говорят о своеобразном понимании Казаковым художественных форм архитектуры допетровской Руси.
В 1775 г. Казаков принял участие в создававшемся под руководством Баженова декоративном оформлении Ходынского луга, где происходило празднование Кучук-Кайнарджийского мира с Турцией. Благодаря прекрасным рисункам зодчего можно представить себе облик этого праздничного убранства, основной темой которого были победы русских в только что окончившейся войне. Постройки разнохарактерны; особенность их решения — в своеобразном сочетании мотивов древнерусского зодчества с элементами декора европейской готики. Однако казаковские Азовский замок и Керченскую галерею можно назвать «готческим» лишь по характеру наружного оформления. В основе же своей это ордерные постройки.
Тенденции, наметившиеся в ходынских павильонах, нашли свое развитие в Петровском подъездном дворце на петербургской дороге (современное Ленинградское шоссе), сооруженном Казаковым в 1775 — 1782 гг. Этой загородной резиденцией Казаков как бы вводил подъезжавшего в круг древних построек Москвы. Имея в основе своей четкую классицистическую композицию, простые симметричные планы построек, строгое решение фасадов, ансамбль в то же время исключительно живописен и вызывает в памяти нарядные сооружения XVII века. Это достигается умелым использованием пластически выразительных деталей — наличников, арок с гирьками, узорных поясов, кувшинообразных столбов, столь хорошо изученных Казаковым во время его обмерных и ремонтных работ на древних московских постройках, а также благодаря применению полихромии — красного и белого цветов — в колористическом решении фасадов. Без сомнения, Петровский дворец — наиболее значительное сооружение Казакова из всех, выполненных им в национально-романтических традициях. Это особенно заметно при сравнении его с неоконченным дворцом в Царицыне (возводился в 1787—1793 гг. на основании разобранной баженовской постройки), где попытка соединить классицистические и древнерусские элементы не привели к созданию сооружения, органичного и цельного по облику.
Если в дворцово-усадебных ансамблях Казаков одновременно развивал и классицистическую и национально-романтическую линии своего творчества, то в культовых сооружениях он выступает как последовательный классик. Во многих из них он разрабатывает одну из сложнейших объемно-пространственных структур — ротонду.
Первым из такого рода сооружений, в котором Казаков одновременно развил тип постройки, где церковь, трапезная (выстроенная ранее, в 1752 г.) и колокольня расположены на одной оси, была церковь Филиппа Митрополита на 2-й Мещанской улице (ныне улица Гиляровского). Построенная в 1777 — 1778 гг. на месте храма XVII века, она вошла в ансамбль располагавшегося здесь в то время двора митрополита Платона.
Сложное по свому характеру здание, в котором объединены массивный цилиндр нижней части и пирамидальная устремленность верхних, выглядит исключительно эффектным за счет контраста между основным объемом с его тяжелым антаблементом и легкими колоннадами двух портиков и венчающей ротонды-бельведера. Пластика и монументальность наружного облика церкви перекликаются с ее интерьером, в основу которого положена свободно стоящая круглая колонада (несомненно, здесь Казаков развивает те приемы которые он впервые использовал в ротондальном зале Сената). Умелое сопоставление четырех больших колонн ионического ордера с колоннами коринфского ордера в алтарной части (образовались как бы две ротонды) подчеркивало строгую центричность композиции. Белая с вкраплением позолоты лепнина делала интерьер одновременно нарядным и торжественным.
Дальнейшее развитие тип храма-ротонды получил в описанном выше мавзолее Голицынской больницы и в церкви Косьмы и Дамиана на Маросейк. В последней Казаков дал новый вариант — соединение нескольких ротонд в единое целое. Сохранившаяся в своем первоначальном виде церковь Косьмы и Дамиана (1791 — 1803) решена с характерными для построек Казакова 90-х годов строгостью и лаконичностью: гладкие стены не имеют украшений, два тосканских портика — небольшие и простые по форме, легкий карниз оформлен широким аттиком, завершающая главка очень миниатюрна. Четыре круглых объема — церковь, апсида и приделы — привлекают ясностью и уравновешенностью пропорций, умелым соединением всей композиции с окружающей застройкой.
Талант Казакова был поистине многогранным, однако в наибольшей степени он раскрылся в многочисленных, осуществленных и неосуществленных, проектах жилых домов и усадеб. Практически его сооружения, свидетельствующие не только о высоком профессиональном мастерстве зодчего, но и о своеобразии его художественного языка, определили облик допожарной Москвы.
До наших дней дошли некоторые из знаменитых тринадцати книг «Архитектурных альбомов М. Ф. Казакова». Шесть из них включали генеральные планы, разрезы, фасады 103 «партикулярных строений» самого архитектора и его современников. Благодаря им, а также в сравнении с сохранившимися сооружениями зодчего можно проследить эволюцию архитектурных приемов Казакова, развитие им типов классического московского жилого дома и усадьбы.
Если в работах 1770-х — начала 1780-х годов, таких, как дом А. Н. Голицына на Лубянке или дом А. А. Прозоровского на Тверской (не сохранились), Казаков обращается и традициям барокко середины XVIII века, то в сооружениях последующих двух десятилетий он выступает как архитектор, последовательно разрабатывающий различные варианты классического дома.
В начале 1790-х годов Казаков строит дом Козицкой на Тверской. Необходимо отметить, что зодчий своими постройками (дома московского главнокомандующего, Бекетова, С. М. Голицина, Ермолова и др.) во многом способствовал созданию архитектурного облика этой улицы после пожара 1773 г. Дом Козицкой, о котором можно судить лишь по акварели Ф. Я. Алексеева начала 1800-х годов, был одной из интересных построек Казакова и, несомненно, играл большую роль в застройке этой части Тверской. Это было двухэтажное здание, с хорошо развитым коринфским портиком, поставленным на высокий рустованный цоколь, и двумя ризалитами, в которых портику как бы отвечали окна, оформленные парными кoлоннадами, несущими большой сандрик (характерный для Казакова прием).
Близким по характеру к дому Козицкой является и сохранившийся до наших дней дом отставного бригадира И. И. Демидова на Гороховской улице (ныне улица Казакова). Однако это уже не отдельный особняк, а главный дом большой городской усадьбы, построенной в конце 1780-х — начале 1790-х годов. Это классический пример казаковского жилого дома этого времени. В нем соединились черты архитектуры предшествующего периода (сквозной, по оси здания, проезд во двор, обильный декор интерьеров) с новыми приемами, разработанными зодчим в годы его работы над Сенатом, Дворянским собранием, церковью Филиппа Митрополита и жилыми зданиями. Это выразилось, в частности, в замене прежней планировки осевой, при которой прямоугольные помещения располагаются в ряд по всей длине здания, а зал помещается в конце их (этот прием стал типичным для московских домов). В связи с этим легкий коринфский портик композиционно связан с общим строем всех внутренних помещений, а не только с главным центральным залом, как это было в домах середины XVIII века, где портик отождествлялся со входом в здание. В отличие от хорошо сохранившихся первоначальных фасадов прекрасные интерьеры демидовского дома почти не дошли до наших дней. Но и те, что остались (знаменитые Золотые комнаты), свидетельствуют о большом художественном вкусе и чувстве стиля их создателя. Единый композиционный строй, орнаментальные росписи плафонов, гипсовые фризы, позолоченная резьба по дереву — все это создает ощущение великолепия, торжественности, все это — словно отзвук дворцовых апартаментов Б. Растрелли.
В 1780-х годах Казаков работал над двумя сооружениями, которые заняли особое место среди его жилых построек. Дом Калинина и Павлова и дом Хрящева на Ильинке были, по существу, гостиными дворами, торговыми лавками, которыми по плану 1775 г. застраивались улицы Китай-города, древней торговой части Москвы.
Первый из них — дом Калинина и Павлова, облик которого дошел до пас благодаря архитектурным альбомам Казакова и акварели Ф. Я. Алексеева начала 1800-х годов был построен недалеко от запроектированной площади на месте Посольского двора. В архитектурно-пространственной структуре этого здания нашли отражение его утилитарные функции — одновременно жилые и торговые: нижняя часть с двумя ярусами лавок решена как сквозная галерея с открытой аркадой; планировка третьего и четвертого этажей отличалась от планировки дворянских особняков (здесь были квартиры). Архитектура здания, украшенного шестиколонным портиком коринфского ордера, с арочными проемами галерей, была исполнена строгости и торжественности. Она во многом определила облик Ильинки в конце XVIII — XIX веков. В те же годы Казаков построил на соседнем участке дом Хрящева — единственный среди построек зодчего доходный дом. В нем жили мелкие и средние торговцы; в нижнем этаже, оформленном сквозной галереей, размещались лавки.
В последующем десятилетии Казаков, творчески развивая стилистические черты классицизма, также уделил большое внимание строительству жилых домов. Именно в 1790-х годах им были созданы такие совершенные образцы, как дома Губина и Барышникова.
Первый из них Казаков построил на Петровке, напротив Высоко-Петровского монастыря, для уральского заводчика М. И. Губина. Дом входил в большое владение с флигелями, служебными строениями, регулярным садом и прудом. Работая над проектом дома Губина, зодчий постоянно соотносил его с масштабом городской среды (шириной улицы, высотой отдельных соседних зданий, монументальными формамах монастыря), а также с рельефом (в этом месте улица делает крутой подъем). Массивный объем здания — трехэтажного в центральной части и двухэтажного в боковых — при всей своей монументальность ни в коей мере не довлеет над улицей. Напротив, расположенный в единой линии со всеми остальными постройками, дом участвует в организации перспективы улицы, акцентирует ее завершения у Бульварного кольца. Несомненно, этим обусловлено и то, что коринфские коринфские колонны не выступают от стены, а заполняют все пространство центральной ниши, и то, что в боковых крыльях здания использован малый ионический ордер с легкими рельефными скульптурными композициями. Решение внутренних помещений обусловлено не только характером самого дома, но и городским окружением. Например, основные жилые комнаты, частично сохранившие свою отделку, располагались не по уличному, а по дворовому фасаду, что было вызвано и затененностью улицы, и стремлением расположить жилые помещения ближе к саду.
Иной по своему решению была усадьба И. И. Барышникова на Мясницкой, созданная Казаковым в конце 1790-х годов на основе более ранних построек'. П-образная в пхханс, с парадным двором, располагавшимся перед главным корпусом и отделенным от улицы оградой, она в какой-то мере имела аналогии в творчестве Казакова предшествующих десятилетий (университет на Моховой, дом Кирьякова на Петровке и т. д.), но в то же время была и глубоко оригинальна: центральный объем прекрасно читается на фоне боковых благодаря небольшому, сильно вынесенному вперед, высокому эффектному портику. Планировочная структура дома Барышникова, разработанная с присущей Казакову свободой, также интересна. Решение комнат, казалось бы, традиционно, но и своеобразно: например, парадная спальня располагается в центре основного объема, за колоннами портика. Отделка интерьеров, камерная по характеру, с использованием мрамора, лепнины и живописи, отвечает наружному облику здания.
Дальнейшее развитие творческие принципы Казакова нашли и в таких постройках конца XVIII века, как дошедший до настоящего времени со значительными изменениями дом И. С. Гагарина в Армянском переулке, планировка которого была примером рационального построения внутреннего пространства здания, или дом Мусиной-Пушкиной на Тверской, где сложная многоосевая композиция пришла на смену традиционной трехосевой.
Последнее десятилетие в творчестве М. Ф. Казакова, приходящееся на 1800 — 1810-е годы, не отмечено таким же активным строительством, как в предыдущие тридцать лет. В этот период он завершает начатое в конце 1790-х годов (Голицынская больница, церковь Косьмы и Дамиана и др.), работает над «фасадическим планом» Москвы, занимается обучением молодых архитекторов.
Пожалуй, единственной крупной постройкой этого периода, дошедшей до наших дней почти без изменения, была Павловская больница у Серпуховской заставы (Павловская улица, 23 — 25), над возведением которой зодчий работал с 1802 по 1811 г..
Композиция и общее архитектурно-пространственное решение ансамбля, особенно главного корпуса, во многом напоминают Голицынскую больницу. Однако здесь архитектор в гораздо большей степени подчинил их специфическим требованиям лечебного учреждения: четко спланировал расположение палат и служб, увязал их между собой, убрал церковь из общего объема здания и т. д. Строже и лаконичнее фасады, в которых основным архитектурным элементом становится лишенная каких бы то ни было украшений плоскость стены. Нет сомнения, что в Павловской больнице зодчий стремился осуществить на практике новые тенденции в архитектурной эстетике — тенденции к простоте и одновременно к монументальности художественного образа сооружения, столь характерные для русского зодчества (Дж.. Кваренги, И. Старов, А. Воронихин) конца XVIII — начала XIX века.
Выше уже отмечалось, что в первые годы XIX века Казаков трудился над созданием «фасадического плана» Москвы. Можно с уверенностью сказать, что эта работа — итоговая не только для самого зодчего, но и для большого этапа развития архитектуры Москвы - определила его деятельность последнего десятилетия жизни.
Сама идея создания аксонометрического вида города, каким и делался «фасадический план» Москвы, появилась в результате значительных изменений, происшедших в течение второй половины XVIII века в архитектурном облике города. Причем «фасадический план» и выполнявшийся одновременно с ним генеральный план не только фиксировали уже существующую застройку, но и проектировали будущую. И этим они были близки к планам Москвы предшествующих времен. М. Ф. Казаков и большая группа его учеников начали эту работу в 1800-х годах и закончили в пределах Земляного города, вероятно, в 1805 г. В плане, основанном на тщательных обмерах всех владений (это выполнялось с помощью астролябии) и развернутом с юга на север, нашли отражение великолепные постройки Кремля и других районов Москвы, а также особенности рельефа. Об этом свидетельствуют «профили» Москвы, выполненные учеником Казакова Ф. К. Соколовым,— диагональные «разрезы» рельефа города и виды высотных зданий, данные в шести направлениях между заставами Камер-Коллежского вала.
Если вспомнить, что в эти же годы Казаков завершал свои «Архитектурные альбомы», содержавшие планы и фасады «партикулярных строений», то можно сказать, что последнее десятилетие творчества зодчий посвятил проблемам градостроительства, теоретическим вопросам формирования русского города времени классицизма, методическим принципам застройки Москвы.
Когда началась Отечественная война и войска Наполеона стали приближаться к Москве, родственники увезли семидесятитрехлетнего архитектора в Рязань. До Казакова дошла весть о вступлении французов в Москву, а затем — о гибели в грандиозном пожаре многих его творений. Тяжело больной, он не мог вынести этого удара и в ноябре 1812 г. скончался.
Творчество М. Ф. Казакова — значительнейшее явление в русской архитектуре. Начав свою деятельность в пору становления русского классицизма, он стал одним из замечательных его представителей, создал свое собственное, глубоко оригинальное направление, связанное со специфическими особенностями русского быта.
Казакова можно с полным основанием назвать архитектором, с именем которого ассоциируются наиболее выдающиеся постройки Москвы второй половины XVIII — начала XIX века. Мастер, глубоко чувствовавший красоту города, особенности его веками складывавшейся планировки, Казаков своими постройками не только органично вошел в него, но и во многом способствовал созданию того своеобразного облика, который был столь характерен для допожарной Москвы. Он разработал новый тип городского жилого дома, стал использовать такой архитектурный объем, как ротонда, не только в культовых, но и в общественных и, главное, гражданских сооружениях, создал свои приемы отделки интерьеров, где широко применял дерево, искусственный мрамор, штоф, занимался фиксацией сооружений и подготовкой планов.
Немаловажно значение и педагогической деятельности Казакова, который, по словам современников, «наполнил не только Москву, но и многие края России хорошими архитекторами». Еще в 1780-х годах он организовал при Экспедиции Кремлевского строения архитектурную школу, преобразованную в 1805 г. в Архитектурное училище. Среди учеников и последователей Казакова — И. Еготов, Ф. Соколов, О. Бове, Е. Тюрин, зодчие, сыгравшие в первой половине XIX века большую роль в московской архитектуре, в восстановлении города и его преобразовании после пожара 1812 г.
Глубоко национальное по своим истокам и направленности творчество М. Ф. Казакова, которому присущи черты высокой гражданственности, простоты и ясности самовыражения, постоянный поиск новых решение, творчество, обращенное к Москве,— одна из наиболее интересных страниц в истории русского зодчества.
